Насилие в российских тюрьмах: подавление воли людей

Акмал Жонкулов родился в крупном провинциальном городе Карши в Узбекистане, торговал на местном рынке. Его злоключения начались с раздела дома, оставшегося в наследство от дедушки. Наследниками были отец Жонкулова и его дядя, брат отца.

В 2011 году отец Акмала умер, и дядя посчитал, что теперь дом достанется ему. Начались судебные тяжбы.

Жонкулов считает, что дядя написал на него заявление в службу национальной безопасности Узбекистана: таким образом он хотел исключить оппонента из спора за дом.

Опасаясь ареста и насилия со стороны силовиков, Акмал уехал в Россию. Каршинский отдел внутренних дел объявил его в розыск. В постановлении суда о заочном аресте сказано, что общаясь с соотечественниками в России Жонкулов критиковал власти Узбекистана, призывал к вооруженной борьбе против них и организовывал выезд граждан Узбекистана в подготовительные лагеря «Исламской партии» в Пакистане.

— Ничего подобного я не делал, — говорит Жонкулов. — Не состоял в политических партиях, экстремистских организациях, незаконных объединениях и религиозных группах ваххабитского толка.

Я верующий в традиционный ислам и никаких течений не признаю. Я не сильно религиозный человек. Намаз стал читать после смерти отца. Спиртное выпиваю по праздникам. На религиозные праздники никогда не ходил в мечеть.

Ездил туда, чтобы что-то купить. Пост никогда не соблюдаю, не готов пока.

По словам Жонкулова, после переезда он поселился в подмосковном Реутове и неофициально устроился на работу. Но в феврале 2013 года его задержали сотрудники Центра по противодействию экстремизму. Узбекские коллеги запросили экстрадицию Жонкулова, его поместили в СИЗО.

В дело вошли юристы «Гражданского содействия» — они стали добиваться предоставления Жонкулову статуса беженца. Адвокат Ирина Бирюкова, защищавшая тогда Жонкулова, в суде указывала на позицию ООН по поводу выдачи в Узбекистан.

Из-за угрозы пыток ЕСПЧ советует не экстрадировать в Узбекистан фигурантов дел, связанных с религиозными и оппозиционными организациями.

В итоге суд отказался выдать Жонкулова. Тогда правоохранительные органы попытались запустить процесс выдворения, составив на него административный протокол по ст 18.

8 КоАП (нарушение миграционного законодательства). Но документы были составлены с ошибками, и Подольский городской суд вернул материалы в полицию.

Однако риск высылки сохранялся. Жонкулов рассказывает, что осознанно пошел на преступление, чтобы спрятаться от узбекских властей. Он надеялся, что в российской тюрьме хотя бы какое-то время окажется вне зоны досягаемости узбекских спецслужб.

24 июля 2014 года Реутовский городской суд приговорил Жонкулова к четырем годам и шести месяцам лишения свободы по обвинению в грабеже (часть 2 статьи 161 УК). В приговоре говорится, что Жонкулов напал сначала на мужчину, а потом — на женщину и отобрал у них планшет, телефоны и сумку. В обоих случаях он, если верить следствию, избивал потерпевших.

Сначала Жонкулова отправили отбывать наказание в ИК-4 Республики Тыва. В апреле 2015 года его перевели в ИК-2 в Екатеринбурге.

«Красная» зона

— Сразу после приезда в ИК-2 меня стали бить другие осужденные, так называемые «козлы» и «завхоз» — рассказывает Жонкулов. — Они били меня за то, что я сказал, что я по жизни «мужик».

Они сказали, что зона «красная» и все должны быть «красными». Били меня 30 минут ногами и руками, я потерял сознание. В тот же день меня закрыли в ШИЗО (штрафной изолятор — ОВД-Инфо). Почему — сотрудники ИК не объясняли.

Со слов других заключенных, все в этой колонии проходят через такие избиения.

По словам Жонкулова, сами сотрудники ФСИН физическое насилие не применяли — только угрожали, что его изобьют «козлы». С мая по октябрь 2015 года осужденные отряда № 12 не реже одного раза в три дня избивали его руками и ногами. Из-за этого у него начались проблемы со здоровьем.

В октябре Жонкулова перевели в отряд № 10, где были тяжелобольные и люди с инвалидностью. Как рассказывает Жонкулов, завхоз этого отряда Константин Лежнин тоже стал бить его. Акмал позвонил в Москву сотруднице «Гражданского содействия» Елене Буртиной, которую знал с 2013 года.

Через некоторое время в ИК-2 приехал мужчина, представившийся правозащитником. Встреча с ним проходила в присутствии сотрудников ИК, поэтому Жонкулов не смог напрямую сообщить об избиениях, но сказал, что его содержат в нечеловеческих условиях.

После этого до мая 2016-го Акмала не трогали.

В мае в отряде сменился завхоз. По словам Жонкулова, новый завхоз Степан Какалов стал вымогать у осужденных продукты и деньги, угрожая им или применяя силу. Жонкулов пробовал вмешиваться, из-за чего Какалов обещал его изнасиловать.

— В конце 2016 года осужденный Евгений Стихин изнасиловал одного из «активистов», работавших на Какалова. После этого я обратился в ОНК (Общественная наблюдательная комиссия — ОВД-Инфо) по номеру телефона, который висел в отряде. Мне ответил Ашурбек Манасов, я рассказал ему об изнасиловании. Кроме меня, к Манасову обратился заключенный из 4-го отряда Жасур Сафаров.

Он жаловался, что Какалов пообещал помочь с переводом на облегченные условия содержания за деньги, но так и не выполнил обещание. Деньги Какалов Сафарову не вернул, более того — угрожал расправой. После обращения к Манасову меня и Сафарова перевели в отряд № 8. С октября 2017 года меня стали снова регулярно бить.

Как пояснил завхоз отряда № 8 Андрей Ложков, на это было указание администрации.

Жонкулова изолировали от других осужденных, не позволяя ни с кем разговаривать. Били только руками и ногами без использования предметов. В январе 2018 года Акмала отправили в ШИЗО колонии под предлогом того, что он кого-то оскорбил. Там его тоже били. Вскоре Жонкулов узнал, что на него возбуждено уголовное дело по статье об оправдании терроризма (205.2 УК)

Оправдания на узбекском

По словам Жонкулова, в материалах дела говорится, что он в разговоре со своим соотечественником на узбекском языке оправдывал действия террористов. Этому якобы стали свидетелями четверо русских осужденных и один узбек. Показания заключенных и легли в основу дела.

Узбек, который слышал слова Жонкулова, осужден на большой срок и запуган активистами колонии. Четверо других свидетелей имеют статус «опущенных» и во всем подчиняются воле завхоза. Жонкулов рассказывает, что свидетелей допросили через семь месяцев после разговора, в котором он якобы оправдывал терроризм. Все показания идентичны и сделаны будто под копирку.

Иллюстрация: Влад Милушкин для ОВД-Инфо

После визита сотрудника ФСБ, который рассказал о возбуждении дела, Жонкулова снова стали избивать, склоняя признать вину.

По словам Акмала, активисты били его не меньше пяти раз в день, ни от кого не скрываясь — в том числе, в комнатах с видеокамерами. В июле после очередного избиения активисты сказали, что изнасилуют Жонкулова и затем помочатся на него.

Тогда он признал вину и пошел на особый порядок рассмотрения дела в суде, но после начала судебного процесса отказался от признаний.

Жонкулова приговорили к трем годам и шести месяцам лишения свободы. Он написал апелляцию и сейчас ожидает, когда ее рассмотрит Приволжский окружной военный суд.

Контекст

По словам юриста Межрегионального центра прав человека Ларисы Захаровой, которая была членом ОНК Свердловской области в 2013–2016 годах, ИК-2 имеет славу пыточной. Внутри колонии действует изолятор для подследственных — ПФРСИ (помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора).

Раньше туда привозили заключенных «на ломку» — для того, чтобы они признали вину. Сейчас в ПФРСИ сидят бывшие сотрудники правоохранительных органов или криминальные авторитеты, которых отправляют сюда, чтобы изолировать от тюремного мира.

По словам Захаровой, обычно об издевательствах и насилии заявляли заключенные, которых привезли в ИК-2 недавно и которым происходящее здесь было непривычно.

— Они рассказывали, что им угрожали изнасилованием, активисты склоняли подписать соглашение о сотрудничестве с администрацией, били. Много рассказывали про «карантин». Это же колония общего режима для впервые осужденных. И когда туда приезжали новые заключенные», над ними сразу же начиналась работа. Пытали, избивали. Объясняли, что нужно платить, чтобы тебя не били.

За все человеческие условия нужно платить.

В 2012 году Захарова оказывала юридическую поддержку заключенному Виталию Князеву, который сидел как раз в ПФРСИ в ИК-2. Его отправили отбывать наказание в Свердловскую область, и он все время попадал в колонии с очень плохими условиями содержания, где заключенных били. Князев жаловался на это, и в конце концов, по словам Захаровой, так надоел ФСИН, что его решили отправить в ИК-2.

Там его стали запугивать. Находясь в камере изолятора, Князев слышал явные звуки извращенного изнасилования, которое происходило где-то около двери в камеру-либо это была звуковая имитация. Жаловаться он не перестал, и ему обожгли ноги кипятком, чтобы запугать еще больше. Захарова добивалась возбуждения уголовного дела, но врач колонии дал заключение, что это не ожоги, а воспаление кожи.

— В декабре 2012 года на меня саму в ИК-2 напали активисты, — рассказывает Захарова. — Я пришла обсудить с подзащитным какие-то жалобы. После окончания встречи заключенные, работающие на администрацию, завели меня в другой кабинет и закрыли там.

Они стали угрожать, что изнасилуют меня, я кричала, отбивалась и слышала, что Князев тоже кричит, пытается прорваться ко мне и помочь, но его держат активисты. Сотрудников колонии не было. Документы на вызов подзащитного для встречи у меня взял заключенный, и привели его потом заключенные.

Это было спланировано, чтобы меня напугать и чтобы я перестала писать жалобы на происходящее в ИК-2. Потом «активисты» писали объяснения, что я якобы оказываю Князеву сексуальные услуги.

В 2015 году в ИК-2 убили 21-летнего заключенного Антона Штерна. Он не смог выплатить ежемесячный платеж активистам, за что его жестоко избили. Он скончался от травм. По этому делу на сроки до 15 лет лишения свободы осудили четверых активистов колонии.

А в ноябре 2017 года бывшего начальника оперативного отдела ИК-2 Михаила Белоусова приговорили к шести с половиной годам за превышение должностных полномочий (статья 286 УК), фактически — за организацию системы пыток.

По версии обвинения, Белоусов давал указания заключенным-активистам применять насилие к другим заключенным, если те не подчинялись их требованиям.

— После уголовных дел, смены руководства колонии и прихода на пост начальника Дмитрия Чурикова издевательства стали более завуалированные, — говорит Захарова.

— Если они видели человека на карантине, которого возмущало насилие, его сразу же отделяли от общей массы, помещали в ШИЗО и ограждали таким образом от остальных.

Через какое-то время Чурикова перевели в Ульяновскую область, и сейчас уже оттуда начали поступать обращения о пытках и сексуальном насилии в зонах.

По словам юристки, раньше она не слышала о делах, связанных с терроризмом или экстремизмом, в ИК-2. Однако таких дел много, например, в другой колонии Свердловской области — ИК-5. Там свидетелями тоже становятся активисты и люди, сильно зависящие от них.

О пытках и избиениях в ИК-2 в последнее время тоже не слышно, но правозащитники считают, что из этого нельзя сделать вывод об их отсутствии. Просто теперь стало сложнее добывать информацию из колоний.

Заинтересованных в этом членов ОНК в четвертом созыве меньше, чем необходимо.

Источник: https://ovdinfo.org/articles/2019/01/14/zaklyuchennyy-rasskazal-ob-iznasilovanii-v-kolonii-na-nego-zaveli-ugolovnoe-delo

Пять мифов о сексуальном насилии и их разоблачение

В среднем одна из каждых пяти женщин когда-либо подвергалась сексуальному насилию. Однако до сих пор существует множество ложных представлений о том, как надо вести себя в таких ситуациях, и о том, что к таким ситуациям приводит.

• Эти представления либо дискредитируют тех, кто стал жертвой насилия, либо вводят в заблуждение тех, кто руководствуется подобными взглядами, оценивая случившееся.
• Сейчас редкая неделя проходит без сообщений либо о свежем случае изнасилования, либо о сексуальных домогательствах, имевших место в прошлом.
• Непонимание сущности сексуального насилия ведет к искаженным взглядам на случившееся, отчего жертвы испытывают незаслуженный стыд, заставляющий их чувствовать себя виноватыми.
• Важно и то, что распространенные мифы об изнасилованиях и нападениях на сексуальной почве мешают объективно оценивать факты, когда дело доходит до суда.
• Вот пять самых распространенных мифов — и то, что на самом деле стоит за ними.

Миф номер 1. Большинство нападений на сексуальной почве осуществляется незнакомыми людьми

1. Сцену, в которой на женщину, возвращающуюся домой поздним вечером по неосвещенной улице, кто-то нападает, по-прежнему можно часто увидеть на экранах телевизоров.
2. Однако в реальном мире как изнасилование, так и любое другое опасное посягательство сексуального характера с куда более высокой долей вероятности происходит дома, и женщины страдают от рук тех, кого они хорошо знают.
3. В Англии, Уэльсе и Австралии примерно одна из каждых пяти женщин становилась жертвой сексуального насилия хотя бы раз в жизни.
4. В США общенациональный опрос на эту тему обнаружил примерно похожую статистику: одну из каждых пяти женщин и одного из каждых 71 мужчины когда-либо насиловали.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Большая часть сексуальных нападений осуществляется теми, с кем жертва хорошо знакома

Еще одно британское исследование показало, что преступник был незнаком с жертвой только в 10% случаев.

В 56% это был партнер жертвы, а в оставшихся 33% — друг, знакомый или член семьи.

Миф номер 2. Если с тобой действительно случилось такое, ты сразу заявишь в полицию

Согласно данным министерства внутренних дел Великобритании, о 46% зарегистрированных случаев изнасилования было заявлено в тот же день, а 14% потерпевших понадобилось более полугода для того, чтобы набраться духу и обратиться в полицию.

Если жертвой был ребенок, то отсрочка с заявлением может затянуться еще больше: только 28% из тех, кому меньше 16 лет, сообщили о совершенном на них нападении в тот же день, а примерно треть откладывала обращение в полицию более полугода.

И это касается только тех преступлений, о которых рано или поздно заявляли. Многие жертвы этого не делают вообще.

Например, в США, по оценке исследователей этой проблемы, о двух из каждых трех таких нападений в полицию никогда не сообщается.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Согласно исследованиям, о двух из каждых трех нападений сексуального характера полиция не узнает никогда

• Существует много причин того, почему некоторые жертвы либо тянут с обращением в полицию, либо никогда этого не делают, что показала онлайн-кампания в «Твиттере» с хэштегом #WhyIDidn’tReport («почему я не собщил/а»).
• «Многие не сообщают потому, что не хотят, чтобы совершивший это оказался в тюрьме — может быть, они влюблены в него, может, это член семьи или партнер и их благосостояние зависит от него», — рассказывает Николь Вестмарленд, директор Даремского центра по изучению случаев насилия и издевательств в Великобритании.
• «Еще одна частая причина, о которой я слышала от своих студентов: они не хотят разрушить чью-то жизнь».
• Но и в таком случае, подчеркивает она, нет никаких доказательств того, что затягивание с сообщением в полицию связано с тем, что ничего такого на самом деле не было.

Миф номер 3. Если о преступлении на сексуальной почве сообщить немедленно, то следственным органам будет сравнительно легко разобраться в деле и предъявить обвинения

Что в этом утверждении правда? Пережившие сексуальное насилие и сразу об этом сообщившие действительно с куда большей степенью вероятности пройдут все необходимые медицинские обследования — например, для идентификации семенной жидкости нападавшего, его слюны и ДНК.

1. Кроме того, эксперты сразу зафиксируют травмы (синяки, порезы и так далее), что поможет обвинению доказать применение силы.
2. Но такая процедура совсем не гарантирует того, что преступник будет тут же схвачен и осужден, или что дело начнут расследовать.
3. Это доказывают многочисленные примеры из практики американской полиции, когда собранные свидетельства изнасилования так и хранятся в полицейских архивах.
4. К тому же доказательства сексуального акта не очень помогают, если совершивший его — партнер или хороший знакомый.
5. «В наши дни большинство таких дел сводится не к тому, был ли половой акт или нет, а к тому, был ли он осуществлен по взаимному согласию», — подчеркивает Вестморленд.
6. По данным британского Хоум-офиса, 26% изнасилований и опасных нападений на сексуальной почве, о которых сообщили в тот же день, привели к предъявлению обвинений, но эта цифра падает до 14%, если полиция узнает о случившемся на следующий день или еще позже.
7. У тех, кто сообщил о насилии в день, когда оно произошло, гораздо больше шансов увидеть своего обидчика на скамье подсудимых (эта разница в шансах не столь значительна, если жертве меньше 16 лет).
8. Между тем, согласно другим отчетам, в США только 18% изнасилований, о которых сообщено в полицию, завершаются арестами и только в 2% случаев выносится обвинительный приговор.

Миф номер 4. Если бы ты действительно не хотела, ты бы сопротивлялась

Разные люди прибегают к разной тактике, когда им грозит сексуальное насилие. В своей книге «Серийные жертвы», вышедшей в 2008 году, криминалист из Веллингтонского университета Ян Джордан описывает то, как вели себя в подобных случаях 15 женщин, каждая из которых подвергалась насилию со стороны одного и того же мужчины.

• Кто-то пробовал разговаривать, кто-то отбивался, а некоторые пытались подняться над ситуацией — как будто это происходит не с ними (психологи называют это отстранением или расщеплением личности).
• В ходе другого исследования, осуществленного на базе 274 отчетов американской полиции, было обнаружено, что только 22% прошедших через такую ситуацию удалось избежать изнасилования, сопротивляясь и громко крича.
• Большинство (56%) пыталось просить пощады, уговаривать насильника, остальные же, как они потом рассказали, просто окаменели от ужаса.
• Разное поведение может быть более или менее эффективным в разных обстоятельствах.
• Например, те женщины, которые активно сопротивляются, с большей долей вероятности смогут избежать изнасилования, но в то же время очень рискуют получить серьезные травмы — особенно если у насильника есть оружие.
• С другой стороны, умоляя, плача или пытаясь вразумить нападающего, жертва также рискует получить травмы, если нападение совершается дома.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Одно из исследований выявило, что сопротивление или мольбы о пощаде могут в определенных обстоятельствах повышать риск физической травмы или сделать надругательство еще более изощренным

1. Важно также признать, что человек далеко не всегда может осознанно контролировать свое поведение в подобных ситуациях.
2. Некоторые, когда им грозит страшная опасность, впадают в состояние, схожее с параличом (так называемое тоническое торможение).
3. Одно из шведских исследований, проведенное по заявлениям 298 женщин, которые обратились в центр помощи изнасилованным в рамках одного месяца со дня инцидента, обнаружило, что у 70% из них случилось то самое тоническое торможение, а 48% рассказывали о крайне высокой степени такого торможения во время нападения на них.
4. Кроме того, у тех, кто испытывал от страха такой внезапный паралич, в первые же месяцы с большей долей вероятности развивался синдром посттравматического стресса и тяжелая депрессия.

Миф номер 5. Травмирующий психику опыт искажает память — возможно, вы вспоминаете то, чего не было на самом деле

• Многие из тех, кто подвергся сексуальному насилию, часто утверждают, что ясно помнят отдельные подробности — звуки, запахи и визуальные образы, связанные с нападением, даже годы и десятилетия спустя.
• Однако когда их просят вспомнить точное время произошедшего или то, в каком месте находился тот или иной человек во время нападения (детали, которые обычно интересуют полицию и следствие), они порой с трудом восстанавливают это в памяти, а то и противоречат сами себе, что ставит под сомнение их показания.
• «Существует такое трагическое несоответствие между тем, что ожидает от пострадавшего система правосудия, и особенностями воспоминаний о пережитой психической травме», — указывает Эми Харди, клинический психолог из лондонского Королевского колледжа.
• И все из-за того, что воспоминания о травмирующих психику событиях укладываются в нашей памяти совсем иначе, чем обычные воспоминания.
• Обычно мы кодируем то, что видим, слышим, чувствуем и обоняем, и складываем в ячейки нашей памяти вместе, как комплекс пережитого.
• И потом, когда мы вспоминаем тот или иной день, события встают в нашей памяти связно и все вместе, как единая история.

Однако во время травмирующих событий наш организм выделяет гормоны стресса. И они заставляют мозг концентрироваться на том, что происходит здесь и сейчас, из-за чего общая картина затуманивается или теряется.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Во время подобных событий наш организм вырабатывает гормоны стресса, вынуждающие мозг концентрироваться на деталях происходящего

С точки зрения теории эволюции это имеет определенный смысл. «Когда нам угрожает опасность, куда лучше, если мы сосредоточены на том, что мы испытываем в данный момент — это заставляет нас вступать в бой или убегать, или застыть как камень. В такие моменты вряд ли нам помогли бы абстрактные рассуждения о смысле происходящего», — говорит Харди.

1. «Кроме того, нам известно, что если люди отстраняются от происходящих с ними травматических событий, это еще сильней фрагментирует их восприятие — таким образом, их воспоминания еще в большей степени состоят из кусочков «здесь и сейчас».
2. Харди исследовала влияние таких процессов, происходящих в памяти, на то, чем у прошедших через опыт сексуального насилия закончилось обращение в полицию.
3. Она обнаружила, что те, кто рассказывал ей о высокой степени отстранения от травмирующей ситуации, демонстрировали большую фрагментарность воспоминаний во время дачи показаний в полиции.

Таким людям (с высокой фрагментацией воспоминаний) с большей долей вероятности казалось, что у них не получается связно рассказать о том, что с ними случилось. Все это снижало их шансы на открытие уголовного дела.

Источник: https://www.bbc.com/russian/vert-fut-45668180

Немцов, «петухи» и насилие в тюрьмах

Борис Немцов, в ответ на провокацию гопоты, пустившую слух о «сексуальном насилии» над ним, предложил называть кремлёвскую молодёжь «молодыми петушками».

Цитата: «Если тебя в детстве сделали петушком, то, когда ты вырастешь, станешь петухом. От этого презрения меньше к тебе не будет».

Но электорат к метафорическим тонкостям не склонен, а готов понимать всё буквально. В этом буквальном значении слова Немцов (по сути) высказал презрение к жертвам тюремного изнасилования. Это не только не делает ему чести, но и позорит потаканием гомофобным мифам. Обратимся к реальности…

Сексуальное насилие в тюрьмах

Проблема в том, что государство, карая людей за преступления и запирая их в тюрьмы, не способно оградить от новых преступлений в камерах, у себя под носом, в нескольких метрах от вооружённой охраны.

Тюремные изнасилования – ничем не отличаются от изнасилований на воле, но совершаются с особым цинизмом: в условиях попустительства властей, под их полным контролем. И во-вторых, изнасилования заключённых – связаны с попранием их сексуальной ориентации, вне связи с сексуальным выбором человека на воле.

Тюремное насилие является проявлением властной иерархии и инструментом расправы над людьми.

Извращённый характер этих отношений состоит в том, что инициатор изнасилования (принуждающий к гомосексуальности) повышает свой статус  и не считается «пидором», а изнасилованный (обычный гетеросексуал, сопротивлявшийся гомосексуальному насилию) становится «петухом» и «опущенным».

Извращённость и цинизм тюремных изнасилований связаны с полнейшим попустительством тюремной системы. Власть не только кидает человека за решётку в пыточные бытовые условия, но и цинично лишает его чести и достоинства, легально отдавая в руки насильников.

Ни один запертый в тюрьме человек не может быть гарантирован от безнаказанного изнасилования с полнейшего одобрения тюремного начальства. Если на воле вы можете подать заявление о посягательстве и получить защиту, то в лапах государства вы получите либо отказ в возбуждении дела, либо при попытке сопротивляться, вас найдут повешенным в камере.

Наличие в российских тюрьмах «касты» изнасилованных граждан – это позор российской власти, которая и на воле-то не спешит кого-то защищать. Паханы и вертухаи – в данном случае действуют заодно и ничем не отличаются друг от друга.

Позволить насилие в двух шагах от охраны, а затем отказать человеку в защите и всячески поддерживать статус «опущенного» в ходе многолетнего отбывания заключения – такова российская реальность. И именно этих, цинично брошенных без защиты людей демократ Немцов публично подвергает «презрению».

Как это происходит

Обратимся к книге  И.Кона…

«Пенитенциарная система (от советской до российской) сама продуцирует гомосексуальность. Криминальная сексуальная симво­лика, язык и ритуалы тесно связаны с иерархическими отношениям власти, господства и подчи­нения.

В крими­нальной среде реальное или символическое изнасилование (до­статочно произнести, даже не зная их смысла, определен­ные слова или выполнить некий ритуал) — это прежде всего средство установления или поддержания вла­стных отношений. Жертва, как бы она ни сопротивля­лась, утрачивает свое мужское достоинство и престиж, а насильник, напротив, их повышает.

Дело не в сексуальной ориентации и даже не в отсутствии женщин, а в основанных на грубой силе социальных отношениях господства и подчинения и освящающей их знаковой сис­теме, которая навязывается всем вновь пришедшим и пе­редается из поколения в поколение. В книге Владимира Козловского (1986) приводится много документальных свидетельств такого рода.

Самые вероятные кандидаты на изнасилование — мо­лодые заключенные.

Большин­ство этих мужчин ранее не имели гомосексуального опы­та, но после изнасилования, сделавшего их «опущенны­ми», у них уже не было пути назад.

Ужасающее положение «опущенных» и разгул сексу­ального насилия в тюрьмах и лагерях подробно описаны в многочисленных диссидентских воспоминаниях — Андрея Амальрика, Эдуарда Кузнецова, Вадима Делоне, Леони­да Ламма — и рассказах тех, кто сам сидел по 121-й статье или стал жертвой сексуального насилия в лагере (Геннадий Трифонов, Павел Масальский, Валерий Кли­мов и др.) (Козловский, 1986; Могутин и Франетта, 1993; Клейн, 2000).

«В пидоры попадают не столько те, кто на воле имел склонность к гомосексуализму (в самом лагере предосуди­тельна только пассивная роль), но и по самым разным поводам. Иногда достаточно иметь миловидную внешность и слабый характер. 

Скажем, привели отряд в баню. Помы­лись (какое там мытье: кран один на сто человек, шаек не хватает, душ не работает), вышли в предбанник. Распоря­жающийся вор обводит всех оценивающим взглядом. Реша­ет: «Ты, ты и ты — остаетесь на уборку» — и нехорошо ус­мехается. Пареньки, на которых пал выбор, уходят назад в банное помещение.

В предбанник с гоготом вваливается гурьба знатных воров. Они раздеваются и, сизо-голубые от сплошной наколки, поигрывая мускулами, проходят туда, где только что исчезли наши ребята. Отряд уводят. По­здним вечером ребята возвращаются заплаканные и кучкой забиваются в угол. К ним никто не подходит. Участь их определена» (Самойлов, 1993, с.143).

Сходная, хотя и менее жесткая система бытовала и в женских лагерях. Эти сексуальные роли были необратимы. Администрация тюрьмы или лагеря предпочитает использовать их в собственных целях. Угроза «опидарасить» часто использовалась следователями и охра­ной лагерей, чтобы получить от жертвы нужные показания или завербовать ее.

Один стукач, завербованный КГБ, рассказывал, что когда он донес оперуполномоченному о совершенном или готовящемся акте изнасилования, тот сказал: «Саша, ну какая нам разница? Для нас все одинаковы, но лучше, конечно, когда изнасилованных больше, ведь они быст­рее идут на контакт с администрацией и главное, рабо­тают, как трофейные кони, потому что им больше делать нечего, как забыться в работе и искать у нас помощи от «волков»… В общем, черт с ними, «петухами»…   (Экштейн, 1990, с. 29).

Из криминальной субкультуры, которая пронизала со­бой все стороны жизни советского общества, соответству­ющие нравы распространились и в армию.

«Неуставные отношения», дедовщина, тираническая власть старослу­жащих над новобранцами часто включают явные или скрытые элементы сексуального насилия.

Степень распространенности этого аспекта «неуставных отноше­ний» в разных воинских частях зависит от отношении к этому непосредственного армейского начальства.

Статья 121 дамокловым мечом нависала и над теми, кто не сидел в тюрьмах. Милиция и КГБ вели списки всех действительных и подозреваемых гомосексуалов, исполь­зуя эту информацию в целях шантажа.

История проблемы.

В январе 1936 г. нарком юстиции Николай Крыленко заявил, что гомосексуализм — продукт разложения эксплуататорских классов, которые не знают, что делать. «В нашей среде, среди трудящихся, которые стоят на точке зрения нормальных отношений между полами, которые строят свое общество на здоровых принципах, нам господ­чиков такого рода не надо» (Козловский, 1986, с. 154).

Позже советские юристы и медики говорили о гомо­сексуализме преимущественно как о проявлении «морального разложения буржуазии», дословно повторяя аргумен­ты германских фашистов. В анонимной статье «Гомосексуализм» во втором из­дании Большой советской энциклопедии (1952) ссылки на биологические истоки гомосексуализма, которые раньше использовались в гуманных целях, как довод в пользу его декриминализации, полностью отвергаются:

«Происхож­дение Г. связано с социально-бытовыми условиями, у подавляющего большинства лиц, предающихся Г., эти извращения прекращаются, как только субъект попадает в благоприятную социальную обстановку…

В советском обществе, с его здоровой нравственностью, Г. как поло­вое извращение считается позорным и преступным. В буржуазных странах, где Г. представляет собой выражение морального разложения правящих классов, Г. фактически ненаказуем» (Гомосексуализм, 1952, с. 35).

В целом ряде судебных процессов и «чисток» советс­кого аппарата в 1934 -1935 гг. обвинения в шпионаже и контрреволюционном заговоре тесно переплетались с об­винениями в гомосексуальности, причем отличить пер­вичные обвинения от вторичных весьма затруднительно.

Например, дело заведующего протокольной частью Нар­комата иностранных дел Д. Т. Флоринского (лето 1934 г.) позволило ГПУ «очистить» его как от скрытых гомосексуалов, так и просто от неугодных дипломатов, назначенных при Г. В. Чичерине.

Статья 121 УК РСФСР (добровольные однополые связи) затрагивала судьбы многих тысяч обычных людей. Общее число жертв ее точно неизвестно. В 1930 -1980-х гг. по ней ежегодно осужда­лись и отправлялись в тюрьмы и лагеря около 1000 мужчин. В конце 1980-х гг. их число стало уменьшаться. По данным Министерства юстиции РФ, в 1989 г. по статье 121 в Рос­сии были приговорены 538, в 1990 г. — 497, в 1991г. — 462, в первом полугодии 1992 г. — 227 человек.

Декриминализация гомосексуальности произошла в России лишь в 1993 году. Демедикализация (исключение из МКБ, международного списка заболеваний ВОЗ и списка заболеваний Минздрава РФ, состоялось в 1999 году).

Источник: https://alexalexxx.livejournal.com/469469.html

Что делают с насильниками на зоне?

Существование таких осужденных на зоне, именно существование мягко говоря похоже на ад. Они часто подвергаются издевательствам от других арестантов, к ним применяют такие насилия, которые они применяли к своим жертвам.

Само изнасилование, особенно когда это самостоятельный вид преступления, оно наносит жертве неизгладимый след в психике. Часто изнасилование сопряжено с убийством или избиением, что вдвойне страшнее. После осуждения насильник отправляется на этап в колонию и он даже не представляет, что его там будет ждать!!!

Совершение насилие над человеком — оставляет у человека след в виде психического отклонения, поэтому арестанты сторонятся таких осужденных и поступают с ними точно так же, как они поступали со своими жертвами!

Пока насильник содержится в СИЗО, не осужден и приговор не вступит в законную силу, он считается не виновным, поэтому бояться ему особо нечего. После осуждения, насильника могут начать «опускать» прямо в СИЗО, если он не успеет уехать в колонию, но это его не спасает, так как в колонии обязательно узнают за, что он осужден.

По прибытию в колонию, они сразу обретают статус самой низшей касты арестантов «Опущенный». Опущенные выполняют всю самую грязную работу, от мытья полов до выноса параши. С общей посуды они не едят, так как имеют свою, как и свое место для умывания. К ним запрещено прикасаться и сидеть рядом.

Место для определяется в углу камеры, где спят такие же «опущенные», их используют для сексуальных утех.

На зоне у насильников нет вообще ни каких прав, только обязанности. При встрече в коридоре с осужденным из другой касты, он обязан уступить дорогу и прижаться к стенке. Насильников на зоне ждет сексуальное рабство.

Они постоянно сексуально ублажают других осужденных, кто этого захочет.

К слову сказать, процесс перевода осужденного в статус «опущенного» как правило проходит путем анального контакта, в некоторых случаях касанием половым органом по губам.

Источник: https://zen.yandex.ru/media/id/5a410b2ae86a9edd27a7328d/5d07a69ccf474f0da0399ee0

Возможно, вы — жертва сексуального насилия в отношениях. Как понять, что это происходит с вами?

По данным Всемирной организации здравоохранения, 30% женщин, состоящих в отношениях, подвергались какой-либо форме физического или сексуального насилия со стороны партнера.

Конкретно о сексуальном насилии (или его попытке) со стороны партнера сообщали около 22–25% женщин в совершенно разных концах света — например, в Северном Лондоне, Гвадалахаре и Лиме.

Актуальной и исчерпывающей статистики по этому вопросу в России нет, хотя в 2003 году исследователи МГУ получили ровно такие же цифры: 23% опрошенных ими женщин из семи регионов страны признались, что подвергались одному из видов сексуального давления или насилия со стороны мужа.

По данным этого же опроса, 75% россиянок уступали мужу, соглашаясь на секс, когда им этого не хотелось, а каждая пятая женщина шла на такие уступки регулярно.

18,5% опрошенных женщин (185 из тысячи) сказали, что пережили жесткое сексуальное насилие от мужа, то есть «вынужденный секс, изнасилование или секс после побоев».

Отдельной статьи в российском УК для этого нет — это «обычное» изнасилование.

Причем потерпевшей может быть только женщина: под изнасилованием понимается половое сношение (то есть только вагинальный половой акт) мужчины с женщиной, совершенное с применением физической силы — или под угрозой ее применения.

Жертвой изнасилования признают и женщину, находящуюся во время полового акта в беспомощном положении — например, без сознания, под воздействием алкоголя или наркотиков, либо если она не может оценить ситуацию в силу возраста или психического состояния. Все это может происходить и в браке.

Во многих странах юридический статус изнасилования в отношениях похож на российский — такие изнасилования преследуются по закону, например, в США и Великобритании, а также в Турции и Малайзии.

До их криминализации (это в основном произошло в 1980–90-х годах) любые сексуальные действия супругов в браке считались добровольными по умолчанию; в некоторых странах, например в Индии, так обстоят дела до сих пор.

По российскому законодательству — нет. Изнасилованием не считаются ни насильственные сексуальные действия между людьми одного пола, ни принудительный оральный или анальный секс между людьми любого пола.

Все это проходит по другой статье УК РФ (132) — «Насильственные действия сексуального характера» (изнасилование — 131-я статья).

Поэтому даже гомосексуальное насилие над мужчиной не квалифицируется как изнасилование.

Заметно больше мужчин — 4,8% опрошенных — признавались, что хоть раз в жизни партнерша (или партнер) принуждала их к вагинальному (или анальному) проникновению.

Если говорить о жертвах разных видов сексуального насилия, то соотношение мужчин к женщинам тут 9 к 91.

В России такой статистики нет. К тому же у изнасилований, как отмечают эксперты, в принципе очень высокая латентность: их происходит намного больше, чем об этом заявляют, — переживших насилие могут останавливать стыд или страх; вероятно, сексуальное насилие в отношении мужчин отследить еще труднее.

Да. По определению ВОЗ, это и любой сексуальный акт с использованием принуждения или попытка его совершения, и нежелательные сексуальные замечания или заигрывания. Да и вообще любые действия против сексуальности человека — вне зависимости от того, знакомы вы или нет и в каких отношениях состоите.

В современной западной психологии для этого используется широкое понятие sexual abuse.

Например, в методичке, выпущенной американским центром реабилитации жертв изнасилований еще в 1987 году, указан целый список сексуальных преступлений: изнасилование, насильственный петтинг, принуждение жертв к манипуляциям с половыми органами, вуайеризм и эксгибиционизм, «грязные» телефонные звонки, словесные оскорбления и замечания.

Все они различаются по степени воздействия на жертву, но так или иначе наносят травму — как минимум психологическую. В числе ее последствий могут быть депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство, тревожное расстройство и даже самоубийство.

Источник: https://meduza.io/cards/vozmozhno-vy-zhertva-seksualnogo-nasiliya-v-otnosheniyah-kak-ponyat-chto-eto-proishodit-s-vami

Пытки, издевательства и насилие в женских тюрьмах

В женских колониях нет такой строгой иерархии, как в мужских: нет разделения на ярко-выраженные касты, отсутствуют так называемые «понятия», не стыдно заниматься физическим трудом.

Внимания на прежние криминальные заслуги и список «отсидок» обращают мало: важнее другое – какая личность попала в камеру, какой от нее может быть толк для остальных, насколько щедра ее родня на посылки и подарки.

Касаемо условий и санитарии – как повезет. Есть образцово-показательные места, в которых нет перебоев с горячей водой, свежая еда и сносное медицинское обслуживание. Есть и иные: с высоким процентом самоубийств из-за огромного количества насилия, с протухшей едой, отсутствием банальных лекарств, моральным и физическим унижением со стороны руководства.

Кто считается опущенной в зонах для женщин?

Изгои в женских колониях есть, как и в мужских, однако отношение к ним, скорее, брезгливое, а не агрессивное.

За одним исключением: детоубийц там категорически не любят и устраивают им «темные» при первой возможности. Поэтому для этих дам приготовлены отдельные камеры с осужденными по таким же статьям.

С презрением относятся к наркоманам с большим стажем, героинщицам – считается, что они продадут любую за сигарету или щепотку чая.

Подробнее об опущенных читайте тут.

Что происходит в колониях?

Правозащитники бьют тревогу: несмотря на, казалось бы, строгий контроль и призывы к введению «прозрачности» по делам заключенных, в отдельных колониях продолжают применяться варварские методы по поддержанию порядка и удержанию в «узде» большой массы людей. Причем женщины страдают не меньше, чем мужчины.

Самые распространенные пытки и издевательства над женщинами — заключенными в современной России следующие.

1. Холодный карцер. Провинившуюся женщину отправляют в карцер. Это холодное и очень маленькое помещение, в котором часто отсутствует даже табурет, не говоря уже о лежанке. Женщину лишают еды и предметов гигиены, при попытках заснуть будят звуковыми сигналами или пинками, насилуют или избивают дубинками или кирзовыми сапогами.
2. Пытка электрошокером. Электрический ток причиняет ощутимую боль, но не оставляет следов. Этим-то и пользуются сотрудники колоний. Причем подносят электрошокер к самым чувствительным женским местам:
   • Половым органам.
   • Соскам.
   • Лицу.
3. Привязывание к кровати. Такой метод применяют к буйным заключенным или к женщинам, которые отказываются принимать пищу. Их привязывают к кроватям в виде «звезды» – растянув в разные стороны руки и ноги. Используются обычные веревки, которые врезаются в кожу и не только причиняют страдания, но и оставляют плохо заживающие следы. Такая пытка длится часами: женщинам не разрешают вставать даже в туалет.
4. Пытка водой. Воду используют довольно часто. Это обливания на морозе. Жертве не дают согреться, отправляют обратно в холодную камеру, а через несколько часов снова обливают. Топят в емкости. Достаточно небольшого таза, куда наливают жидкость и окунают раз за разом лицо жертвы. Когда она начинает захлебываться — ее вытаскивают, дают продышаться, и снова окунают.
5. Пытка бессонницей. Осужденную помещают в одиночную камеру и не дают спать. В камере постоянно горит свет, а охранник заглядывает в дверной глазок время от времени и, если женщина в этот момент закрыла глаза – ее награждают тычками или ударом дубинки. Дело нередко заканчивается обмороками.

Истории из жизни

Яна Л.:

«Да, это была моя большая ошибка. Не нужно нам было трогать ту женщину. Мы выпили перед нападением – каждый по нескольку бокалов алкогольного коктейля – а после увидели ее: в меховой шубе, расфуфыренную, и захотели позабавиться. Вырезали по паре лоскутов из шубы.»

Но суд посчитал действия компании не шуткой, а грабежом, и Яна на 9 месяцев попала сначала в СИЗО, а после – в колонию на долгих 15. Колония в Калужской области была открыта совсем недавно и контингент там был, в основном, московский.

Многие – первоходы, получившиеся сроки за распространение наркотиков, кражи и убийства. И условия содержания отличались от многих других: два рабочих дня через два выходных, доступный душ и всегда есть горячая вода. Но постепенно перед девушкой открылось другое: узкий мирок озлобленности и недоверия.

«У каждого сотрудника на груди была прикреплена видеокамера. Как-то раз одна заключенная попыталась ее сорвать – и получила дополнительный срок за нападение. Контроль жесткий и ежесекундный, тумбочки могли проверять по 6 раз за день. Или разрешали садиться за стол в обеденный час только троим, а остальных выстраивали возле стенки и заставляли смотреть. Это называлось «профилактика».

Но бывали и там отдушины. По выходным в местный клуб приезжал психолог: проводил беседы, показывал фильмы.За хорошее поведение позволялось заниматься в спортзале.

В нашем отряде было много людей с деньгами, блатных. Они подмазывались к ментам: покупали то планшеты начальникам, то диваны в колонию. Выносить мусор и мыть туалеты заставляли остальных, и это считалось унизительным.

Попробуй заплачь – посчитают слабой и начнут гнобить, а то и шпынять исподтишка. Нужно было не молчать, а грубить в ответ, огрызаться. Но жестоких избиений я не видела – больше на словах «посылали».

Кстати говоря: раньше тех, кто отказывался от хозяйственных работ, уважали и всячески превозносили. Сейчас к ним такое же отношение. Выйти по УДО всем хочется, а единственная дорога к этому – примерное поведение. Или же деньги.

Ходили слухи, что один год стоит миллион рублей. Насобираешь – дело в шляпе. Но я свой срок отсидела полностью. Что еще могу сказать? Хорошие люди не работают в администрации колоний.»

Марина Ч.:

«Я попалась на «контрольной закупке». Давний друг, с которым мы иногда баловались наркотиками, предложил товар за очень маленькие деньги. Я приехала, заплатила, а на улице меня скрутили, показали документы и увезли.»

Поначалу Марину встретили в камере как свою, с улыбками и, казалось бы, искренним сочувствием. А потом все карты раскрылись. Весь коллектив разбит на группы – так легче выживать. Одиночкой быть сложно. Постоянно драки, выяснения отношений на повышенных тонах, мелкие пакости друг другу. Взрослые, опытные женщины умеют надавить на самую больную точку, если поймут, что ты поддаешься.

Вообще уровень жизни там – примитивный, детский какой-то. Забываешь все громкие цитаты и лозунги, в голове одно – это моя миска с едой, это моя шмотка. Сокамерницы провоцируют ссоры, придираются по каждой мелочи. Но особенно унижают по статьям, например, детоубийц просто ненавидят. С ними отказываются есть за одним столом и стоять рядом на проверке.

«Мы шили защитные костюмы на швейных машинках. Я ее освоила сразу и потом практически не вылезала из-за стола. Знаете, почему? И дело не в деньгах было. Я боялась попасть в карцер – там держали подолгу и били много, не кормили, и все равно приносили эту проклятую швейную машинку.

А выполнившие свою дневную норму жили в относительном покое – их и кормили как следует, и работу оплачивали. Отношение к работе строгое: если не занята чем-то – лодырь. С пустыми руками, да и вообще сидеть, руки сложив, нельзя – прессуют.»

Марина называет тот коллектив «миграцией диких кабанов» – опасный, агрессивный. Но изнасилований нет, хотя волей-неволей приходится строить «семью» с кем-то более сильным и авторитетным.

«Отношение товарок по камере меняется к концу твоего срока. Тебя начинают просто ненавидеть: ведь ты выходишь, а кому-то мотать и мотать. Один раз в меня плеснули кипятком, кто-то заступился, началась драка – в итоге агрессия всей толпы на меня же и вылилась. «Я получила там много уроков – на всю оставшуюся жизнь хватит.Главное – в тюрьме выживает сильнейший.»

Ирина Л.

«Могла ли я: выпускница журфака МГУ, подумать, что когда-нибудь пройду все эти круги каменного ада? Пресненское ОВД, где мне запустили в голову бутылью с водой, СИЗО с камерой метр на метр, «карантин», выкрашенный в беззаботный голубой цвет, два года колонии на востоке страны.

Я выдюжила и не сломалась. Хотя до сих пор мне снятся располосованные вены соседок по камере и ночные истерики.»

Хулиганство, совершенное группой лиц по мотиву идеологической ненависти – так звучала вменяемая Ирине статья. Обвинение просило 8 лет колонии, однако через 2 года девушка вышла по амнистии.

«Сразу хочу сказать – вести себя там нужно также, как и на воле вел: уважительно, спокойно, но уметь настоять на своем и не раскисать. И еще не быть излишне брезгливой, иначе с ума сойдешь. В моей камере было 40 человек. Есть и меньше – на 12. Уединения не получишь: ни книжку почитать, ни подумать.

Одноместные кровати – только для способных заплатить за это старшей по камере. Вообще блатных много было: мошенницам, укравшим миллионы у государства, жилось неплохо. Они сотрудничают с администрацией, потому если тронешь такую – влетишь в карцер, а в деле появится о «злостном нарушении» отметка.»

Ирина вынесла из случившегося свой урок – ничего и никому не рассказывать.

«Поддерживать разговор приходится, но, поделившись личным, можешь получить удар в спину. Многие заключенные, надеясь на поблажки, доносят администрации обо всем, что услышат или заметят.

Таких переводят в старшими по камере и дают ряд привилегий: разрешают завести личный чайник, кипятильником, позволяют пользоваться иногда мобильным телефоном. Даже унитазы делятся: сядешь на «избранный» – изобьют. Негласное разделение в камере неискоренимо.

Уборка три раза в день, уборка нужника и прочее вешается на тех, кто беден и болен.

Мою соседку с диагнозом «эпилепсия» скорая увезла только со второго раза, и лишь когда конвой подготовили. Только беременным поблажки дают. Выкидыши часто случаются, потому что врачи толком не осматривают таких. За полтора года, что я сидела, повесились пятеро, трое вены вскрыли, многие ломаются, не выдерживают.»

Нина Р.:

«Когда усатый и седой милиционер сказал мне: «Все, девушка, ты попала!» – я на него посмотрела недоумевающе. Дескать, да ладно. И не из таких переделок выбирались. Оказалось – таких-то как раз и не было.»

У девушки был обычный роман с крутым, как ей казалось, парнем. Уверенный в себе, щедрый, красивый, водил по дорогим кабакам и дарил охапками розы. А потом подкинул ей в сумочку наркотики, когда их остановил патруль на улице для проверки документов.

«В первые дни в колонии я мало что соображала. Закрыли дверь, и я стою в центре, а вокруг – 20 женщин, кто с прищуром смотрит, кто с презрением, кто с любопытством. Чувствуешь себя кроликом перед прайдом львов.

Новеньких всегда проверяют на присутствие духа, но меня спасла одна пожилая женщина. Позже выяснилось, что я ей внешне понравилась. В мужских колониях гнобят за изнасилование несовершеннолетних, в женских – за убийство детей. Подсадили одну такую.

Как узнали сокамерницы, что она своего сынишку задушила подушкой – избили до полусмерти.

А женщины дерутся хлеще мужиков. Ей нос свернули набок, зубы передние выбили, волосы вырвали. Отлежалась она в лазарете, перевели ее в другую камеру – там та же история. В итоге отправили к таким же гнидам.»

Нина признается: в первые полгода она махнула на себя рукой, перестала даже расчесываться. Ужасно боялась приставаний со стороны – увидела как-то раз соседок в недвусмысленной позе и спать не могла три ночи подряд.

«В женской камере нет понятия «опустить» – вместо этого просто избивают, если не хочешь. Сексуальный контакт нередко оплачивается: сигаретами, едой из посылок, косметикой. Но часто встречается и настоящая любовь. Не представляете, какие истерики были, когда разлучали пару одну! Одну перевели в другой корпус, а вторая вены вскрыла себе.»

О воле мечтают все и на какие только ухищрения не идут. Попытки соблазнить молодых охранников – сплошь и рядом. На вопрос, насилуют ли сотрудники женщин, Нина качает головой – она только слышала, что когда-то такое действительно было.

«Девку отводили в карцер и делали с ней что хотели. Если она беременела – сразу же аборт, не спрашивая. Но со временем это выплыло наружу, в газетах появились статьи о беспределе в колониях, и кто-то сверху запретил.»

«Выходить на волю – страшно. Ждешь этого дня, считаешь часы, а когда он наступает – ужас неописуемый наваливается, даже дышать трудно. Может быть, оттого, что мало кто действительно тебя ждет. Даже мама смотрит, как на замаранную.»

Екатерина С.:

«Когда я попала на зону впервые, то даже удивилась. Музыка играет, в волейбол режутся – как в обычном дворе. Но, когда начинаешь вглядываться в лица – видишь усталость, изнеможение, бессилие.»

За подделку документов и кражу Катя получила почти 6 лет. Сейчас о своих первых месяцах она рассказывает с улыбкой, даже шутит. Но слушать это страшно. «Сначала меня поставили к швейной машинке. Умеешь ты шить – не умеешь, это никого не волнует.»

Важно! Если заказы есть – изволь головы не поднимать, пока норму не выполнишь. Если опыта нет – ты не отшиваешься, а раз не отшиваешься – оставляют и на обед, и на ужин, и до ночи глубокой.

«Освоить все получается не сразу и эти полгода ты ходишь битая, потому что начальник промзоны требует результат с бригадира, а результата нет.

И бригадир на тебе отыгрывается все это время: может и головой об стенку ударить, и пнуть, и по рукам палкой стукнуть. Начальник меня лично заводил к себе в кабинет и бил дубинкой по ногам.

Зимой камеру открывали, там было +12 градусов. А возле батареи дышать нечем. Оставили ей платье тонкое, спать не давали по ночам, ставили «ласточкой» и били, поливали водой холодной. Она в итоге повесилась.»

Катин муж бросил ее через полгода после оглашения приговора и уехал в неизвестном направлении. Ребенка забрали бабушка с дедушкой. Приезжают редко, но часто шлю посылки.

«На зоне выдают форму на год: брюки или саржевую юбку (серую, темно-синюю), пиджак и рубашку. На зиму – телогрейку. И платок обязательно. Снимешь только в цеху, если жарко. Косметикой пользоваться разрешают, но не яркой: туши чуть да бледной помады.

Баня – раз в неделю. Душа нет, на два десятка человек пара кранов и да по тазу. Моешься в помещении без света и без окон. Туалет на улице – простая дырка, и из щелей вокруг дует. К администрации ходить – толку нет. Мы для них не люди, мы контингент.

Источник: https://pravovoi.center/ugolovnoe-pravo/nakazanie/lishenie-svobody/nasilie-v-zhenskih-tyurmah.html